Елена Катасонова - Бабий век — сорок лет
— Поехали к вам, пить чай, — говорит она традиционно мужскую фразу.
Андрей неуверенно улыбается.
— Ух ты какая храбрая…
— Андрей, не надо, — чуть не плачет от волнения Даша. — Не надо смеяться!
— Я смеюсь над собой, дорогая моя! Решил, что теперь-то ошибки не сделаю…
Машина летит по весенней Москве. Вырвавшись на свободу, ныряет в сретенские горбатые переулки, катится ниже и ниже по сухому уже асфальту, мимо деревьев, тянущих к небу жаждущие тепла ветки. Взвизгнув тормозами, она замирает у высокого, узкого, как пенал, дома. Все, приехали.
7
Крутая лестница карабкается под самое небо. Желтые лампочки, пробиваясь сквозь коричневую, лохмами, пыль, освещают по мере сил глубокие колодцы пролетов.
— Давайте передохнем, Даша.
Андрей останавливается на площадке третьего этажа.
— Обещали поставить лифт, да так и не сделали.
Отошел от Даши и смотрит мимо нее. Не очень-то гостеприимен и, кажется, вовсе не рад.
— Пошли, я уже отдохнула.
Что она делает, зачем идет к нему, что такое у них происходит, прямо как журавль и цапля из детской сказки…
Обитая черным дверь, длинный мрачноватый коридор, там, вдали, еще одна дверь.
— Здесь. — Андрей не сразу попадает ключом в скважину, щелкает выключателем.
Даша входит, останавливается на пороге. Просторная голая комната, стол, тахта, на тахте чемодан — голубая рубаха торчит из-под крышки, в углу приемник — задняя стенка снята, пыльные лампы, какие-то провода, валяется рядом отвертка. Очень мужская комната.
— Извините, не убрано, я ведь только приехал.
Андрей открывает форточку заталкивает под тахту чемодан, помогает Даше снять пальто, вешает его на вешалку.
— Садитесь, сейчас я поставлю чай. Вот только не знаю, кажется, нет сахара. Вы садитесь, садитесь…
Все быстро и нервно, по-прежнему на Дашу не глядя. Она садится. Андрей рывком открывает дверь, уходит в кухню, а Даша рассматривает его жилище. Никакого присутствия женщины, а ведь был женат, ни одной безделушки, даже занавеси на окнах тяжелые, темные. Высокий потолок, как ни странно, делает комнату особенно бесприютной. Даша встает, подходит к старому книжному шкафу, открывает скрипучие дверцы. Такая же, как все в этом доме, мужская суровая литература: сопромат, дорожные машины, радиотехника. Но есть и Чехов, девятитомник Бунина, нежданным подарком — Булгаков.
— Смотрите мои книги? — Андрей стоит в дверях. — Есть у меня интересные, очень старые, остались еще от отца. Но больше так, по специальности… Даша, я спущусь в магазин, ладно?
— Не надо…
— Дашенька, я быстро, ну ведь нет даже хлеба!
Он исчезает снова — кажется, рад поводу, — а она садится на диван с книгой в руках. Так ждала, так мечтала, еще вчера не было сил дождаться, еще сегодня любила весь мир, а сейчас все сжато внутри. "Ты рыба, и еще ты филолог…" Проклятый Вадим с его подлым пророчеством! Надо было, конечно, пойти в кафе, посидеть и поговорить, вспомнить друг друга…
Андрей возвращается действительно быстро, стучит ногой в дверь. Даша идет отворять. Он прижимает к груди бутылку шампанского, хлеб и какие-то свертки.
— Извините, Даша, сумку забыл, пришлось вас потревожить. Будем сейчас пировать! Вы тут без меня не соскучились?
— Нет.
— Вот и прекрасно!
Почему же прекрасно, что она без него не соскучилась? Дежурные, пустые слова.
Он кладет на стол свертки, ставит в центре шампанское, достает из серванта тарелки и чашки, режет хлеб, вываливает на тарелки конфеты, печенье, какие-то бублики.
— Боялся, что устанете ждать, а в колбасном очередь…
Даша механически протирает полотенцем фужеры. Потом они вместе идут в кухню — "соседка куда-то ушла, мы одни, Даша", — она заваривает чай. Андрей находит засахаренное варенье и в самой глубине холодильника кусок сыра, восклицает искусственно-весело:
— Ну-у-у, теперь живем!
Напряжение прямо висит в воздухе, не дает свободно вздохнуть.
Хлопает в потолок пробка.
— За встречу! — Наконец-то он смотрит ей в глаза. — Помните, тогда, в погребке, тоже было шампанское.
Даша кивает.
— А ведь я вас боюсь, — неожиданно и серьезно говорит он. — Я так устал за эти три месяца: все думал о вас, скучал… Скучал и злился.
— Почему злились?
— Ну как — почему? Что скучаю, что все испортил. Работал как зверь, старался забыть.
— Очень старались? — улыбается Даша.
— Изо всех сил, поверьте.
Андрей встает, зажигает над столом чертежную лампу на длинной, зигзагами, шее, гасит верхний свет.
— Так лучше?
— Лучше.
Чуть кружится от шампанского (или от волнения?) голова, комната без верхнего света кажется уютней и меньше, тонут во тьме углы и предметы, есть только они — Андрей с Дашей.
Он рассказывает о командировке — какие-то смешные случаи, несуразицы: развлекает гостью. Но истории вот-вот иссякнут, что будет тогда? На мгновение, краткий миг Даша перестает слушать и понимать, и Андрей замолкает тоже. Как ему быть сейчас? Что ждет от него эта женщина? Надо понять ее, понять и не ошибиться хотя бы на этот раз.
Он встает, медленно отодвигает стул, так же медленно делает шаг к Даше. Она поднимается навстречу почти обреченно. Он обнимает ее очень бережно, на расстоянии, оставляя возможность еще отступить, но Даша, закрыв глаза прижимается к нему и вздыхает. От него пахнет табаком и как будто дымом и чем-то еще, давно забытым мужским. Он склоняется к Даше.
— Дорогая моя, все будет так, как ты хочешь…
Она проводит ладонью по его волосам и щекам, по колючему подбородку.
— Не успел побриться, — бормочет Андрей. — Брился там, утром, на трассе, хотел еще раз…
— Что же остановило? — шепчет Даша. Сердце бьется, как сумасшедшее, шептать — и то трудно.
— Боялся сглазить, — тоже шепчет Андрей. — Боялся: побреюсь, так ничего и не будет. Она, может, и дотронуться до себя не позволит.
— Позволю…
Ну вот, теперь все сказано.
Он протягивает руку за ее плечо, свет гаснет. В два шага он оказывается у двери, поворачивает ключ в замке. Шелест жестких накрахмаленных простыней… что-то вынимается из серванта… мягко падают на тахту подушки… Руки Андрея раздевают, ласкают Дашу, губы его целуют заждавшееся ее тело. Оно прижимается к Андрею с такой жаждой, оно не слушает больше рассудка: что-то в нем тайно готовилось, происходило, ждало и дождалось этого часа. Они изо всех сил оттягивают обжигающий миг близости, но оба так истосковались в одиночестве, что не выдерживают сладкой боли и бросаются в пылающий омут, вместе тонут в нем, выкарабкиваются из него, снова ныряют в его глубины…
Они лежат потом изнемогшие и счастливые, они такие сейчас молодые — разгладились на лицах морщины, взорвало себя изнутри напряжение, покой пришел к ним обоим. Весенний ветер летит в окно, качает, несет их куда-то ночь, и если уж нужен людям бог, так необходима им вера, то вот он, бог, вот она, вера — мужчина и женщина рядом, и нет никого сейчас их сильнее.
И всю ночь Даша чувствует, что она не одна, как и положено ей природой, и спит спокойно и защищено.
— Да, опоздаю, да, без меня, в конце концов я только вчера прилетел… Почему-почему, раз шепчу, значит, так надо.
Там, в коридоре, осторожно кладут телефонную трубку.
Даша улыбается сквозь легкий утренний сон. Надо вставать: сегодня у нее первая лекция. Она глазами находит одежду, рывком встает с тахты, влезает в брюки и свитер, приоткрывает дверь и выглядывает. Никого. В кухне горит свет, мирно гудит чайник. Поколебавшись, она выходит, отыскивает туалет, ванную комнату. В ванной два стакана, в каждом по щетке. Даша умывается, пальцем чистит зубы, подумав, из трех полотенец берет то, что не тронуто.
В дверь деликатно стучат, заглядывает Андрей.
— Дашенька, разобрались? Да-да, это полотенце для вас, а щетку я сейчас принесу.
— Щетки уже не надо, — смеется Даша. — А мы разве на "вы"?
— Нет. — Андрей обнимает ее сзади, прижимает к себе, в маленьком зеркальце — смущенные и счастливые глаза. — Просто я немножко боюсь: четвертая встреча, и ты каждый раз разная… А чего ты так рано встала? Я договорился, что опоздаю.
Очень по-мужски: у нее, конечно, дел быть не может…
— У меня в девять лекция, — мягко говорит Даша.
— А-а-а… Как жалко…
Он просовывает руки ей под свитер, ласкает грудь, полную новой, неутолимой жажды.
— Я не очень одета…
— Я чувствую…
— Не надо, Андрей, не надо…
Так она говорит, но тело ее молит совсем о другом, и он эту мольбу понимает.
— Мама, что Галя? Ничего не случилось?
Даша звонит из университетского автомата.
